— Будешь прикладом врагов бить? Или штыком заколешь? — яростно вопросил Акерман.

Кауфман неожиданно и молча откинул штык на лазгане, щелкнул фиксатором.

— Буду, — не совсем впопад отозвался он.

— Эй. полегче, — злобно сказал Акерман, отводя штык в сторону — из‑за тесноты кабины и неловкости Тима острие едва не укололо Сэма в щеку.

— Легче, — повторил Акерман и сам отомкнул собственный штык. Тяжело вздохнул, словно набираясь смелости и сказал почти робко. — Ну, давай, что ли.

— Давай, — эхом повторил Тим.

Солдаты молча посмотрели друг на друга и после долгой томительной паузы разом взялись за ручки на дверях.

— На счет "три" — предложил Акерман.

— Давай. — согласился Кауфман.

— Раз…

— Два…

— Тр…

И тут вернулся ветеран — сержант.

Махад ввалился в кабину тяжело, ворочаясь и пыхтя, как кит из океана, если бы морской зверь смог ходить. Черный комбинезон с блестками светоотражателей был облеплен снегом, который сразу же принялся таять и заливать ребристый пол водой. Сержант бы очень бледен и рядовые не сразу поняли, что отнюдь не ледяной ветер стал тому причиной. Махад не глядя забросил назад винтовку, которая упала на колени солдатам. Рывком переключил что‑то на приборной панели, мотор зарычал, набирая обороты. Сержант взялся за руль, не как раньше, небрежно, одной рукой, а крепко, двумя, будто от этого зависела его жизнь. Посидел немного, наклонившись вперед, молча. И только сейчас Сэм и Тим заметили, что руки у ветерана — сержанта трясутся так, что даже рулевое колесо чуть подрагивает.

— Наружу, оба, — коротко и четко выговорил, наконец, Махад. — Груз в снег, рубите ремни к чертям. И ходу отсюда. Очень быстро.

— Вот так мы его нашли, — синтетический голос планетарного комиссара звучал глухо и зловеще. — Вероятно, это разведчик. Был.

— Скорее всего, тварь пробиралась заброшенными техническими тоннелями, — вступил в разговор губернатор Теркильсен. — Наткнувшись на очередной завал вышла на поверхность и встретилась с орочьей бандой, которая ждала подношений. Орки, наверное, как обычно попрятались, чтобы "подстеречь" грузовик, поэтому тварь их не заметила сразу. И началось. Орки полегли все, тринадцать рыл, но все‑таки изранили врага так, что он дополз до станции и там сдох окончательно.

— Это мы и назвали "артефактом", — вновь вступил в разговор комиссар. — Повезло. Не случись этого, мы бы и не узнали. О них.

Владимир Сименсен молчал. Он не мог оторвать взгляда от того, что лежало в глубоком металлическом ящике, похожем на массивный стальной гроб с ребристыми стенками. Того, что было мертво окончательно и необратимо уже много месяцев, но даже после смерти внушало ужас при одном лишь взгляде.

— Да что это такое… — тихо вымолвил он, наконец. — Что это?

— Вот она, политика Арбитрес, — мрачно сказал Теркильсен. — Все замалчивать во благо общественного порядка, в лишних знаниях лишняя паника и все такое… Гребаное Очко Ужаса и сотня трахнутых демонов — Арбитр целой планеты не знает всех разновидностей самого страшного врага Империума!

— Я говорил. Вы ошиблись, Владимир, — произнес комиссар почти мягко, насколько это позволял синтезатор голоса. — Мы не губим Ахерон. Мы стараемся его спасти. Вот это — наш истинный и самый страшный враг.

— Дружище, тебя снова пробивает на пафос, надо проще, — устало махнул рукой Теркильсен, обращаясь к комиссару. Затем. Повернувшись уже к Боргару, пояснил:

— Quod ist progenes latronum hereditatum domine.

- 'Повелитель выводка воров наследия'? — автоматически и дословно перевел арбитр.

— Да. Проще говоря — старый, отожравшийся генокрад.

Глава 15

Дживс чувствовала себя в состоянии, которое легендарный инквизитор Бертранус Оустерский описал в знаменитой энциклике "In quaestione de haeresi" — смотрела, но не видела, наблюдала, но не понимала, ибо была слепа и несведуща в происках Врага…

Поначалу все развивалось понятно и ожидаемо. Спланированная экспромтом и буквально на колене операция удалась. Были добыты весомейшие доказательства ереси, арбитр Сименсен захватил вещательный центр Танбранда. Теперь оставалось нанести еретикам решающий удар — обратиться напрямую ко всему Городу и планете, раскрыв планы предателей. Конечно, далее Ахерон ожидали хаос и жестокая борьба, но это было лучше, нежели падение по спланированному врагом сценарию.

Леанор вполне понимала, почему Боргар позволил еретикам связаться с ним по воксу, через сервитора. Самого разговора она почти не слышала, однако даже по отдельным фразам было ясно, что враги, как и положено, умоляли, пресмыкались и вообще юлили.

Но внезапно все изменилось…

Арбитр помрачнел и надолго задумался, затем вместе с сервитором связи перешел в отдельный застекленный "стакан" дикторской рубки, где разговор уже никто не мог подслушать. Судя по жестам, беседа продолжилась, весьма напряженно. Затем Сименсен приказал своим бойцам находиться в полной готовности, но пропустить парламентера, которым оказался никто иной, как Планетарный Комиссар. Прежде чем выслушать его, Боргар самолично проверил состояние мин и детонаторов, посадил самого доверенного бойца — то есть Дживс — за пульт ultimum judicium, то есть "последнего решения". И только после этого позволил впустить гостя.

Еще через четверть часа прибыл губернатор, во главе вооруженного отряда, который, однако остановился в двух кварталах от центра. Под стволы дробовиков энфорсеров Теркильсен ступил лишь с двумя сервиторами, которые тащили увесистый металлический ящик, похожий на странный гроб. По приказу Боргара энфорсеры просканировали ящик, не открывая, отследив там лишь наличие холодильной установки, мертвой органики и полное отсутствие каких‑либо вредоносных эманаций. Арбитр, губернатор и комиссар уединились в застекленной будке дикторов.

Дживс сидела на жестком, слишком низком для ее сложения стуле, сжимая в кулаке цилиндр с единственной кнопкой на торце. Кнопка уже была нажата, детонатор взведен. Если ее отпустить, то сработают мины, перекрывающие подходы к вещательному центру, а внутри рванут капсулы с токсином огромной мощности. Аппаратура начнет автоматическое воспроизведение записи, которую Сименсен сделал заранее. Сколь бы хитер не оказался враг, он не сможет остановить трансляцию быстрее, чем через три — четыре минуты. Этого достаточно.

Но Дживс не понимала, что происходит. Не понимала и готовилась к худшему, потихоньку — по одному — разминая уставшие пальцы на детонаторе и ловя через мутноватое стекло будки каждый жест трех спорящих.

— Насколько я понимаю, про тиранидов вам известно, а вот про генокрадов — нет, — подытожил губернатор.

Боргар молча кивнул. Он был очень внимателен и сосредоточен, при этом держался так, чтобы гроб с замороженным чудовищем находился между ним и собеседниками. От ящика струился холод, но губернатор раскраснелся и поминутно вытирал широкий вспотевший лоб. Сейчас, вблизи, всемогущий и единоличный правитель Ахерона казался глубоким стариком, выглядевшим на все свои полторы сотни лет. Заметив короткий жест арбитра, Теркильсен опять выругался, поминая экзотические сексуальные практики всех богов и демонов варпа.

— Как сказал чуть раньше мой почтенный друг, политика Империума в этом вопросе понятна, но неоднозначна, — вопреки привычке общаться очень кратко, в такт работе дыхательного аппарата, увечный комиссар заговорил длинными, хорошо выстроенными фразами. Дыхания ему не хватало, и теперь каждое предложение отделялось от других длинными паузами. Речь давалась Комиссару нелегко, то, что осталось от некогда сильного тела, подергивалось в судорогах напряжения и кислородного голодания, но он продолжал. — Понятно, что не стоит распространять широко знание, которое может поколебать устои и вселить страх в сердца Его верных слуг. И все же временами такое ограничение приводит к неприятным казусам. Как в нашем случае.