Он поклонился, прощаясь, и медленно, опираясь на трость, поковылял через холл к гардеробной. Подождав немного, Тьен нагнал его, оставив Софи в стороне.
— Скажите, — заговорил он тихо, чтобы девочка случайно не услышала. — Тот ребенок, о котором вы рассказывали… Музейщик говорил, что в записях не осталось его имени. Быть может, вы помните?
— Конечно, помню. Этьен. Этьен Лэйд. Но сам он, как начал говорить, звал себя «Тьен», и все в доме привыкли называть его так.
Если в глубине души еще и оставалась надежда на то, что он все-таки сошел с ума, последние слова старика развеяли ее в прах.
Глава 13
Из музея Софи выходила, переполненная странными чувствами. История археолога и его семьи трогала до глубины души, а при взгляде на ребенка на портрете вспоминался Люк, и сердце начинало встревоженно биться в груди, так что его стук перекрывал порой рассказы экскурсовода. А еще тот мальчик очень походил на Тьена, и вор, как бы ни старался казаться сухарем, все же расчувствовался от увиденного и услышанного.
— Пройдемся? — предложил он, когда девочка уже думала, что они снова возьмут извозчика.
Она спешила домой, поскорее увидеть брата и убедиться, что с ним все в порядке, но отказать не смогла. Молча взяла парня под руку и так же молча пошла за ним по широкой незнакомой улице, время от времени оглядываясь по сторонам на красивые высокие здания, проезжающие неспешно экипажи и изредка — шумные автомобили, но больше — смотрела прямо перед собой, просто, чтобы не задеть никого из прохожих. День пока был далек от своего завершения, солнце, пусть и не так высоко, еще светило, и даже, если поднять к небу лицо, как будто грело, бросая робкий вызов пощипывавшему щеки морозу… Белье на веревке, должно быть, задубело — снова Люк будет хохотать, когда она внесет в комнату и шутки ради поставит на пол его штанишки, словно в них влез невидимка. Его смех тоже похож на звон хрустального колокольчика… Но с ним никогда не случится ничего плохого, потому что она всегда будет рядом.
— Хочешь, на будущей неделе сходим на фильм? — спросил Тьен, не глядя на нее, а думая, видимо, о старом тапере.
— Только с Люком.
Братишке понравится, он такого никогда не видел. А она видела, не в кинотеатре — в клубе железнодорожников. Отец тогда еще жил с ними. В большом зале повесили на стену белый экран и поставили проектор. Крутили не комедию, а пуск состава по новому мосту, и Софи до конца показа боялась, что издали похожая на лесенку из спичек конструкция вот-вот обвалится под поездом. Ей было семь, и она еще не знала, что фильм — это то, что уже давно случилось, и если бы мост обвалился, вряд ли бы это стали показывать.
— Ладно, — согласился парень. — С Люком, так с Люком.
Хотел добавить что-то еще, но неожиданно запнулся и покрепче перехватил руку Софи — видимо, чтобы ее не сбила с ног с визгом бросившаяся на них девица.
Не было печали…
Тьен только и успел, что досадливо цыкнуть, а в следующую секунду Иветта уже повисла на шее.
— Валет! Миленький! — Как ни старался увернуться, обслюнявила, оставив на его лице разводы ярко-красной помады, а напоследок со вздохом припала к груди: — Живой!
— Я тоже рад тебя видеть, Иви, — изобразил вежливую улыбку он.
С той же улыбкой, оттащил рыжую шалаву в сторону, подальше от Софи, и, не меняя выражения лица, прошипел:
— Повидались? Довольна? Теперь иди, куда шла.
— Ой, ну ты чего? Ну в бани меня позвали, работа, сам понимаешь.
— Угу. Гляди, помыться не забудь.
— А завтра я свободная, — растянула девица, кокетливо стреляя подведенными сурьмой глазками. — Ой, Валет…
Ой, дура!
— Пшла отсюда. — Улыбка на миг превратилась в оскал. — Я неясно сказал? И в слободе обо мне трепаться не вздумай. Узнаю, убью.
Иви побледнела, отступила на шаг, но не ушла. Обернулась на Софи и скривилась:
— Так ты меня из-за этой лярвы малолетней гонишь?
Если бы мелкая не смотрела, и людей на улице поменьше было, Тьен ей ухмылку с физиономии враз смазал бы.
— Пасть закрыла и пошла, — приказал он ровно. — Ляпнешь кому, что меня видела, — я предупредил.
Вернулся к Софи, взял под руку и спокойно провел мимо застывшей на тротуаре бланкетки, с квартал еще чувствуя упершийся в спину взгляд.
— Я видела тебя с этой девушкой на набережной, — еще через квартал припомнила Софи. — Твоя подруга?
— Знакомая, — ответил он, отстраненно отметив, что память у девчонки отличная. — Просто знакомая проститутка. Это как куртизанка, только…
— Я знаю, кто это, — мелкая отвела взгляд, но, на удивление, не покраснела. — А почему «Валет»?
— В карты играешь? Знаешь по старшинству?
— Не самая крупная карта. Но не мелкая.
— Вот и я такой был.
— А теперь?
…На площади у пожарки Тьен нанял извозчика и отправил ее домой, сказав, что еще погуляет.
Но куда идти, что делать и как вообще быть, он не знал.
Календарь сообщил с утра, что сегодня пятница, но, дотемна бродя по городу, Тьен и не рассчитывал повстречаться с Фером. Что-то говорило, что загадочный родственник затаился надолго. Бросил, как кость, подсказку и не появится до тех пор, пока не произойдет что-то еще.
А ему очень не хотелось, чтобы что-нибудь происходило.
Жизнь разделилась надвое: в одной был он Валетом, ловким карманником, никогда не знавшим семьи, в другой — получил вдруг эту семью в виде старого портрета и кучи вопросов, один другого страннее. И тут выяснилось, что хорошо ему было не в той жизни и, уж тем более, не в этой, а в аккурат между, и лучше того времени, что он провел в тихом домике рядом с Софи и Люком, было разве что самое детство, когда он имел, наверное, все, о чем только можно мечтать, но о котором по-прежнему ничего не помнил, кроме всплывших случайно сцен.
Но в детство нельзя возвратиться, а в доме Софи уже не получится спрятаться — от самого себя не убежишь…
Вернулся он около полуночи. Мелкая уже легла, как обычно, оставив для него на плите ужин. Тьен прислушался у ее двери: тихо.
Вошел к себе. Бросил на стул пиджак, не расстегивая, стянул через голову рубашку и только тогда понял, что не зажег лампу. Темнота, разбавленная жиденьким светом с улицы, не мешала видеть. Ну, здравствуй, очередное чудо! Юноша тяжело вздохнул и потянулся за спичками: так привычнее.
Он зажег фитилек, выкрутил на полную силу и, присев у стола, долго смотрел на огонь. После, решившись, снял с лампы стекло и протянул руку к огню.
— Я знаю, что ты там, — прошептал он, вновь почувствовав себя помешанным. — Выходи. Ну, давай-давай, выходи.
Язычок пламени лизнул пальцы, но Тьен не отдернул руку, и вскоре перестал чувствовать боль — только тепло.
— Выходи, — повторил он, словно выманивал забравшегося под диван щенка. — Ну, пожалуйста.
Огонек дрогнул, увеличился в размерах и медленно сформировался в маленькую верткую ящерицу. Саламандра покрутила головой, словно хотела убедиться, что кроме юноши никого больше в комнате нет, и проворно взобралась на предложенную ладонь.
— Красавица, — с искренним восхищением выдохнул Тьен.
Ящерица злобно зашипела, вздыбив колючий гребень пламени.
— Ладно-ладно, красавец! — исправился вор.
Саламандра скривила морду — вышло очень похоже на ухмылку — и неожиданно спрыгнула с его руки на пол. Взметнувшийся к потолку столб огня заставил юношу отшатнуться и зажмурился, а когда он открыл глаза, вместо дымящихся половиц и занявшихся занавесок увидел как в зеркале самого себя, только сотканного из искрящихся огненных нитей.
— Красавец, м-да…
Огненный гордо выпятил грудь.
— Лучше бы ты говорить умел.
— А с чего ты взял, что я не умею?
«Ну и ехидная же морда, — подумал, глядя на пылающего собеседника Тьен. — Неужели и у меня такая?»
— Даже не сомневайся, — заявил огненный. — И хуже бывает. Это все, о чем ты хотел спросить?