(Из трактата Аркастена Симского «Об аристократии»)

ПРОЛОГ

— Рада, мы ведь обговаривали это множество раз. — Уголок губ высокого черноволосого мужчины дернулся в раздражении.

— Только почему-то ты ни разу не упомянул о том, что наш малыш должен будет поехать в столицу один. Без слуг, наставников, телохранителей. — Голос женщины дрожал от едва сдерживаемой ярости. Казалось, еще чуть-чуть, и она сорвется на крик.

— А он и не поедет один. — Мужчина казался островком спокойствия в грозящей разразиться семейной буре. — Но мы должны набрать ему новое окружение. В столице ему придется научиться общаться с людьми, а те слуги, которых ты набирала все это время, только добавят проблем. Они с него пылинки сдувают, ограждая от каждого слова и взгляда.

— Не преувеличивай. У нашего сына хватает общения. Ему всегда есть с кем поговорить. И из наставников, и из сверстников. Я лично следила за тем, чтобы он ни в чем не был ограничен.

— Да-да, я в курсе. Особенно в курсе того, как именно ты их отбирала. Как они сдавали тебе разговорные экзамены и заучивали список тем, которые с ним нельзя обсуждать. Не напомнишь, сколько там страниц в этом списке? Я смирился с тем, что мой старший сын никогда не станет главой дома, но, пока у него есть пусть ничтожнейший шанс возглавить хотя бы наш род, мы должны постараться дать ему все, что только можно.

— Он же может не выдержать. Из-за того проклятого эксперимента он может не выдержать в любой момент. Ты снова готов рисковать его жизнью, Александро? — Женщина внезапно успокоилась. Она пристально вглядывалась в глаза мужа, словно надеясь прочитать что-то в их глубине.

— Я не думаю, что все будет настолько плохо. В конце концов, его состояние стабилизировалось еще в девять лет, а единственный рецидив был в одиннадцать. Семь лет вполне достаточный срок, чтобы перестать бояться. Кроме того, никто ведь не мешает нам нанять достаточно квалифицированного психо на должность его личного врача.

— Все-таки и в тебе иногда просыпается голос разума, — вздохнула женщина. — Хорошо, я займусь поиском подходящего специалиста.

— Нет, только не ты. Иначе его будут окружать те же самые люди. — Мужчина вздохнул, и его голос стал чуть мягче. — Пусть людей наберет Ивейна. Или Марианна. Ей будет полезна такая практика. А ты сможешь давать советы. Но только советы. — Мягкость, появившаяся было в его голосе, снова ушла, словно ее и не было.

— Хорошо. Пусть будет так. Я больше не хочу с тобой спорить. — Женщина подошла ближе и уткнулась лицом в грудь мужчины. Он провел рукой по ее волосам. — Я просто боюсь за него. Ты же знаешь. Может, отложим поступление еще на год?

— Ему и так восемнадцать — предел для обычного набора в академию. Его однокурсникам будет по пятнадцать-шестнадцать лет.

— Я могу поговорить с ректором Каласом. Он не откажет. — В голосе женщины прозвучала затаенная надежда.

— Рада, давай не будем начинать сначала. Год отсрочки, тем более такой, только сделает его жизнь тяжелее. Он справится.

— Да, мой главнокомандующий. — Она резким движением смахнула появившуюся было слезинку и попыталась улыбнуться. — Обними меня.

Месяц, вынырнувший из-за набежавшей тучки несколько секунд спустя, увидел в окне особняка только двух взрослых обнимавшихся людей.

ГЛАВА 1

Ла Абель Гнец

Доставившая меня карета тронулась с места и, прогрохотав колесами по мостовой, скрылась за углом. Я остался один на один с ажурными воротами академии. От этой границы начинался ухоженный парк с аккуратно подстриженными кустами и деревьями, сплетающимися в лабиринт, все дорожки которого ведомы, наверное, лишь главному садовнику. Вдали над зеленью парка поднималось множество крыш различных зданий — моя цель на сегодня. Я стоял и смотрел на эту в общем-то обычную картину, не в силах справиться с волнением. Один. Я впервые в жизни остался один. Нет, я, конечно, не настолько наивен, чтобы полагать, будто мать способна меня оставить в полном одиночестве. Наверняка где-то вне пределов моего видения поджидает пара или даже четверка телохранителей, способных устранить угрозу или разобраться с последствиями неприятной ситуации. А в свободное время пишущих доклады на много листов о том, что я сделал и куда пошел. Но совсем рядом не было никого контролирующего мои шаги, готового подать совет, подсказать нужные слова или дать объяснение. Я был волен в поступках и высказываниях. И в выборе направления. Это было странно, восхитительно и немного пугающе. Я мечтал об этой свободе долгие годы, а получив, не представлял, что с нею делать. Не знаю, сколько я так простоял, глядя в одну точку, пока сильный толчок в плечо не вывел меня из этого состояния. В глубине моего разума шевельнулась Диана, посылая волну чувств, среди которых читались раздражение и желание ударить в ответ. Я же просто виновато улыбнулся, как улыбался каждый раз инструкторам, пропуская очередной удар, и повернулся, чтобы увидеть, кто меня толкнул.

— Ты, толстопузая деревенщина, — закричал, нависая надо мной, широкоплечий мужчина, — прочь с дороги. Смотреть надо, когда заступаешь путь высокородному Ло. Плетей захотел?

— А разве телесные наказания за проступки ниже средней степени тяжести не отменили еще указом от одна тысяча триста восемнадцатого года? — Я был просто ошарашен.

— Ты думаешь, какой-то древний указ может помешать высокородному Ло наказать наглеца? А может, ты думаешь, что имеешь право не кланяться аристократу, раз об этом написано еще в одном указе? Так я тебе объясню, чего стоят твои права, смерд.

Мужчина замахнулся, явно собираясь ударить. Предвкушение схватки, исходящее от Дианы, стало почти осязаемым. Мне даже показалось, что я ощутил, как напрягаются мышцы левой руки.

— Брось, Фан, — раздался голос из-за спины здоровяка. Владелец голоса слова не произносил, а словно презрительно цедил их сквозь зубы. — Успеешь еще проучить деревенщину. Нам надо спешить, ректор ждать не будет.

— Твое счастье, смерд, что господину некогда с тобой возиться.

Громила резко опустил руку и бросился открывать правую створку ворот перед своим господином. Чем их не устроила полностью распахнутая левая створка, было непонятно.

Я некоторое время просто смотрел им вслед, пытаясь осмыслить происшедшее. Нет, меня не сильно волновали допущенные ими явные нарушения этикета, вроде прикосновений слуги без моего предварительного разрешения, нежелание представляться или хамское обращение низшего к высшему. В конце концов, это была не официальная встреча, а я одет в обычную одежду без знаков различия и принадлежности к определенной семье и дому. Но то, что действующий закон о недопустимости телесных наказаний за действия малой степени тяжести может игнорироваться, или то, что поклоны в сторону аристократа являются не требованием этикета, а обязательной нормой, привело меня в шок. Нет, не самим фактом, а тем, что я об этом ничего не знал. Еще пять минут назад мне казалось, что мои знания этикета и законов если не безупречны, то, по крайней мере, очень хороши. Теперь же я понимал, что все, преподававшееся мне до сих пор, требовало проверки реальной жизнью. Значит, мне придется стать еще более осторожным в высказываниях, чем обычно, и посвящать наблюдению и запоминанию увиденного как можно больше времени. Ну к этому мне не привыкать.

— А к тому, что тебя толкают, тоже не привыкать? — Диана никак не могла успокоиться.

— Это было не больно. Не сравнить ни с чем из того, что делали наставники. — Я мысленно пожал плечами.

— Ага, а то, что он хотел тебя ударить, тоже ерунда?

— Но ведь не ударил же. К тому же за нами наверняка наблюдают те, кого ко мне приставила мать. Я бы не хотел демонстрировать им твои умения.

— Лично я никого не заметила. Может быть, хватит перестраховываться?

— Странно. Кажется, все несколько хуже, чем я думал. Или новые телохранители гораздо лучше скрываются, или для наблюдения используется магия дальновидения. — Я задумался над проблемой слежки.