А и скажет, потом как-нибудь. Сегодня многие показали свои истинные лица. И правитель их запомнил…

Время шло, Софи казалось, что пролетела уже целая вечность, а Тьен все не просыпался. Не зная, что можно сделать, она прилегла рядом с ним, закрыла глаза и слушала негромкое размеренное дыхание.

Так еще одна вечность прошла…

— Ты почти не изменилась.

Девушка вздрогнула от неожиданности, но глаз не открыла.

— Такая же, как тогда. Помнишь, мне было плохо, и ты осталась со мной на ночь? Я проснулся раньше и смотрел на тебя, долго-долго. Хотел поцеловать, но… испугался…

— Меня? — шепотом спросила Софи, чувствуя, как вновь подступают к горлу слезы.

— Себя. Боялся, что не сдержусь и… Потом ты заворочалась, и я притворился, что сплю. А ты сама меня поцеловала. В лоб…

— Я проверяла, есть ли у тебя жар.

— Знаю. Но мне нравилось думать, что поцеловала… Прости.

— За что?

— За то, что я никогда тебя не отпущу.

Она решилась посмотреть на него, но Тьен словно угадал эти намерения и быстро обнял, прижав ее голову к своей груди, так что она не видела ничего, кроме рваной пропаленной рубашки.

— Я — сволочь, — проговорил он жестко, запустив пятерню в ее волосы. — Гад и законченный эгоист. Я не стоил тебя тогда и сейчас не стою. Если бы у меня оставалась хоть капля совести, ушел бы навсегда и сделал так, чтобы ты забыла меня, как дурной сон. Ты заслуживаешь лучшего, самого лучшего, а я… Я тебя в платье до свадьбы увидел. Дурная примета. И я… убийца…

Он замолчал. Надолго.

Боясь шевельнуться, Софи лежала в его объятьях, слыша только ставшее прерывистым и сиплым дыхание и гулкий стук сердца.

А затем Тьен начал рассказывать. Тяжело, словно каждое слово причиняло ему боль. Путано. Прошлое и настоящее сплелись для него воедино, и никак не получалось разделить их и развести в стороны…

Пожар.

Тени-убийцы.

Те самые тени, что кружили сегодня над ним…

Он говорил, умолкал, а потом, будто забыв о том, что сказал только что, принимался рассказывать сначала.

Бесконечная история.

Замкнутый круг.

— Хватит! — выкрикнула, не выдержав, Софи. — Прекрати!

Вырвалась из его рук и, путаясь ногами в складках длинного платья, подползла повыше, чтобы увидеть его лицо. Испугалась, что оно будет таким же, как в зале, чужим и отрешенным, и вздохнула с облегчением, убедившись, что это не так.

— Прекрати, — попросила снова, щекой прижавшись к его щеке. — Глупости говорить. Ты не убийца. Ты… не специально же. Не хотел…

— Убийца. Я темный. Я убиваю, когда злюсь. Могу случайно, могу специально.

— Часто?

— Что?

— Убиваешь часто?

Как-то Амелия позвала ее на представление новомодного экспериментального театра. Пьеса напоминала сны сумасшедшего, но к финалу зрители, те, что не ушли сразу же, понемногу втянулись. Как и Софи, наверное, втянулась в эту безумную жизнь, раз уж подумала совершенно серьезно, что если нечасто, то это еще терпимо.

— Сейчас — нет, — ответил он, на миг задумавшись над ее странным вопросом. — Вообще никогда сейчас. Только как шеар. Но это — другое. Шеар не отбирает жизни из ненависти, и это не его выбор, он делает то, что нужно…

— А раньше?

— Однажды. Помнишь, Ланса? Я вас так и не познакомил. Тогда… Я нашел того, кто его убил, и… тоже убил. Его и тех, кто с ним был. Всех.

— Тенями? — Софи сама поражалась спокойствию, с которым расспрашивала его об этом.

— Нет. Из пистолета. Но это неважно: тогда я тоже не сдержал тьму.

— Сдержал, — замотала головой она. — Сдержал, потому что вернулся ко мне. Ты, главное, возвращайся, хорошо? А еще лучше — не уходи больше.

— А ты? — он коснулся губами ее лба. — Не уйдешь от меня?

— Как? Ты же не отпустишь.

— Не отпущу.

— Вот и не отпускай.

— Так просто?

— Да.

И она его тоже не отпустит.

Глава 35

Тьен не хотел думать, что случилось бы, если бы не было Софи.

Она была.

Она есть.

Она будет.

Это — все, что он хотел сейчас знать.

И это — все, что он знал. Остальное смазалось вспышками тьмы и света, затерялось между прошлым и будущим, растворилось в миллионах не нашедших ответа вопросов…

Пусть.

Он был бы даже рад, если бы разбившаяся на осколки жизнь никогда уже не собралась в единое целое, кривое и неуклюжее, и можно было бы выбросить ее, забыть и выбрать себе другую — светлую, теплую, пахнущую солнцем и ромашковым мылом, в белом, воздушном, словно кремовый торт, платье…

Но нет, не получится…

Дверь отворилась, пропуская Йонелу.

Сильфида на мгновение зависла на пороге, глядя на них с Софи, в обнимку лежащих на кровати, и неторопливо влетела в комнату. Бросила на кресло в углу какие-то вещи.

— Здесь кое-что из гардероба Эйнара, — пояснила она. — Тебе должно подойти. Если чувствуешь себя достаточно хорошо, переоденься и спустись вниз.

— Зачем? — поднявшись с кровати, спросил Тьен. Без опасений и страха, но должен же он знать, что его ждет?

— Проститься с народами, как и собирался, — Йонела не смотрела в его сторону. Должно быть, ей это было неприятно. — Холгер подправил их воспоминания о сегодняшнем празднике, чтобы не задавали лишних вопросов. Так что…

— Они ничего не помнят? — встрепенулся шеар. — Никто?

— Правду знает только семья и твоя свита. Если не доверяешь им, — сильфида брезгливо поморщилась, напомнив себя обычную, — сам потом разберешься. И с Генрихом.

Лэйд вошел в комнату через минуту: Йонела не сказала, что он идет следом. Огляделся, и немало удивился, увидев Тьена и смущенно поправляющую платье девушку рядом.

— Софи? Я… кажется, пропустил что-то…

Очевидно, правитель не счел Генриха частью семьи.

— Ты хотел поговорить с Холгером, — хмурясь, припоминал человек, — а потом начались все эти церемонии. Ты…

Археолог заметил Йонелу и осекся.

— Я поговорил, — сказал Тьен. — Разговор… неприятный вышел, и Холгер решил, что никому не стоит о нем помнить…

Он мог бы отложить объяснения, но чувствовал, что ему не хватит для этого сил. Каждая минута неопределенности станет грузом, вновь тянущим его во тьму.

— Ты узнал? — оглядываясь то на Софи, то на старую шеари, спросил Лэйд дрожащим от нетерпения голосом. Он так долго ждал, что правда, любая правда будет для него избавлением…

— Да. Узнал. В тот день…

— Верден, — выпалила Йонела. Сверкнула сердито глазами на недоуменно уставившегося на нее Тьена: — Что? Ты же все равно ему расскажешь. Так лучше я, пока ты все не переврал. Да, это мой муж послал ильясу в ваш дом. Он не хотел никого убивать, только забрать ребенка, но тьмой сложно управлять, даже шеарам. И не нужно осуждать Холгера за то, что он хотел сохранить доброе имя отца. Но вы же настырные, вам, во что бы то ни стало, нужен ответ. Устроили невесть что в моем доме!

Слезы выступили у нее на глазах. Искренние…

— Надеюсь, теперь вы довольны! — закончила сильфида, с неподдельной злостью глядя на Генриха.

И смотрела так, пока он не вышел из комнаты, что-то растерянно бормоча.

Только тогда Тьен отмер.

— Зачем?

Поступок Йонелы был странным. Непостижимым. Памятью мужа она дорожила больше, чем всеми сокровищами Итериана…

— Ему нужен ответ, — проговорила шеари. — А Вердену уже все равно.

Подлетев к двери, она обернулась:

— Не задерживайся, тебя ждут. И можешь ляпнуть там что-нибудь напоследок. В своем духе… для достоверности…

Ей, как и самому Тьену, как и Холгеру, наверное, и всем остальным, чью память не перекроил огонь, не терпелось скорее закончить этот день. И он не стал затягивать с уходом.

Переоделся. Спустился в зал.

Избегая встречаться взглядами с кем либо из сидевших на тронном возвышении, произнес короткую речь, на удивление связную. А в самом конце по совету Йонелы «ляпнул», что женится на человеческой женщине и остается в ее мире. Навсегда.