Главное — знать, где искать и сколько заплатить.
День клонился к закату, но солнце, казалось, и не собиралось на покой. Чернокожий мужчина, стоящий у окна на тридцатом этаже одного из небоскребов, взирал на Город через огромное — во всю стену — окно. Обманчиво тонкое стекло идеальной прозрачности на деле могло бы выдержать попадание из противотанкового ружья. На кофейного цвета лице не отражалось даже тени эмоций. Бесстрастный взгляд скользил по зеркальной чешуе окон в зданиях напротив.
Совет градоуправления, который сформировали основатели Дашура, изначально подошел к вопросу крайне организованно. Город застраивался не по прихоти арендаторов и пайщиков, а согласно строгому плану, в едином стиле, по проектам лучших архитекторов восточного побережья США (никто лучше американцев не умел строить небоскребы, даже парижские проектировщики сдавались перед искусством янки). Широкие улицы перекрещивались под прямыми углами, давая простор и пешеходам, и автомобилям. Многоэтажные постройки чередовались с прямоугольниками крошечных парков и просто «зеленых зон» отдыха. Говорили, что по степени озеленения Дашур соперничает даже с Балтимором, который считался эталоном для всех крупных городов первого мира. Общественного транспорта как такового не существовало, однако вдоль центральных проспектов уже возводились первые мачты, на которых со временем суждено было подняться линиям воздушных — по немецкому образцу — трамваев.
Заходящее солнце сверкало невероятно яркими бликами в полированных стеклах, но с отраженным солнечным светом эффектно соперничал блеск морской воды вдоль береговой линии. Впрочем, океана как такового почти не было видно. Дашур с самого начала развивался как транспортный терминал, буквально отталкиваясь от разветвленной системы причалов и складов. Пирсы уходили все дальше, новое поколение высотных зданий проектировалось уже на свайных фундаментах, заглубленных в морское дно. А вода сверкала и переливалась только при взгляде издалека. Приблизившись, наблюдатель узрел бы густую, студнеобразную жижу, в которой вполне можно было растворять трупы.
По слухам, «береговые бароны» — объединения пирсовладельцев, так и поступали. Впрочем, эти люди со времен закладки Города пользовались славой неисправимо сумасшедших. И немудрено — самые быстрые, большие и опасные «черные» деньги крутились в основном именно на границе суши и моря, поэтому там человек мог показать слабину только единожды, в первый и последний раз.
Негр у окна демонстративно взглянул на часы и поборол инстинктивное желание одернуть пиджак. Он и так знал, что костюм сидит идеально. Их было заказано два — близнецы консервативного серого цвета. Под белоснежную рубашку и темно-синий галстук «рыхлой» фактуры, оттеняющей приятную и естественную гладкость ткани пиджака.
Один костюм чернокожий надел сегодня, в другом прожил две предшествующие недели. Именно прожил — хозяин даже спал в объятиях мягкой шотландской шерсти (фланель и синтетика — это не для серьезных людей). Все для того, чтобы сжиться с новой одеждой, ощутить ее как вторую кожу, с абсолютной естественностью. Он пришел в чужой мир, чтобы общаться с людьми иного круга, и должен был стать для них своим. Не казаться, а именно стать.
Испытание дало результат, теперь он чувствовал себя так же удобно и естественно, как в привычном камуфляже со старой брезентовой разгрузкой. Легкость и новая привычка естественным образом отражались на мелкой моторике, создавали надлежащий вид преуспевающего и достойного господина. А запонки белого золота в случае непредвиденных сложностей легко превратить в деньги…
Однако ожидание затягивается.
Черный человек в сером костюме оторвался от созерцания Дашура и со скучающим видом окинул взором помещение. Гостя с самого начала удивило, почему встреча должна была пройти именно здесь, а не в стандартном переговорном кабинете. Этот зал более подходил для отдыха высокопоставленных персон — или переговоров неформального образца, из тех, что ведут меж собой главы региональных представительств. Изящная компиляция европейского и японского стиля настраивала на благодушный лад. Обилие прямых линий, углов и плоскостей не резало глаз, как это обычно бывает в скверно продуманных интерьерах. Очень низкие диваны, рабочие столы в виде «домиков», наподобие тех, что складывают из игральных карт. Несколько прямоугольных колонн делили зал на своего рода «рекреации», одну из которых украшал огромный куст в большом горшке.
«Вазе» — поправил себя визитер. Не горшке, а лакированной вазе, высотой почти по пояс.
Наверное, в вазе «росла» сакура. По крайней мере, белые и нежно-розовые цветки походили на японскую вишню. Только очень внимательный взгляд мог бы заметить, что куст был искуснейшей подделкой, соединением изящного декора и тончайшей механики. Точнее — произведением искусства, потому что при таком уровне работы природный оригинал блекнет в сравнении с творением рук человеческих. Подчиняясь работе сложнейшего механизма, сакура находилась в постоянном движении — шевелились ветки, дрожали лепестки, выступали капли влаги, имитирующие росу. Негр попробовал представить, сколько могла стоить подобная игрушка, но так и не придумал. На таком уровне слово «дорого» совершенно определенно теряло смысл. Механическая сакура воплощала деньги и власть, которые уже нельзя просто представить, их можно было только выразить математической абстракцией.
А еще в этом зале не имелось ни одного телефона, слуховой трубы, пневмотрубки, автотелеграфа, телекса и любого иного предмета связи. Даже разъемы для подключения портативного текстовика — и те отсутствовали или очень хорошо маскировались. Это было непривычно…
— Приветствую, господин Торрес.
С этими словами в помещение ступил высокий белый мужчина классического европейского типа.
Новоприбывший наверняка давно и во всех подробностях изучил визитера. Тот же имел буквально несколько мгновений для того, чтобы оценить статус и возможный ранг собеседника. Антуан де Торрес по прозвищу Капитан в очередной раз возблагодарил всевышнего за то, что прежде чем начать свою одиссею, хорошо подготовился. В частности, взял несколько крайне дорогостоящих, но информативных консультаций у известного портного.
Знай место новой охоты.
Корпоративный обычай был крайне жёсток и не допускал послаблений, независимо от континента, страны и фирмы. Форма одежды, стиль, цвет, прическа, допустимые аксессуары — все подчинялось четко прописанным регламентам и ранжирам. Новоприбывший не носил ни цветов какого-либо консорциума, ни даже кокарды на галстуке или кармане пиджака — никакой видимой символики. Значит, не рядовой сотрудник и даже не менеджер. Нет галстука, тонкий белоснежный свитер, белая сорочка и черный двубортный пиджак с вырезом под самое горло. Верхнее облачение сильно приталено, чтобы показать атлетическую фигуру. Это признак принадлежности к сословию, которому с детства доступны лучшее питание, медицина и элитарный спорт. Образ эффектно завершали очки в роговой оправе, небрежно вложенные в нагрудный карман вместо обязательного платка.
Итак, Торреса почтила вниманием весьма и весьма значимая персона. Это обнадеживало — руководители не отказывают, для того есть мелкие клерки, секретари или простое уведомление по почте. С другой стороны — не хвали день до заката.
— Прошу, — обладатель очков радушно указал на стол-контору, солидное сооружение из стекла и никелированных боксов. В зале вообще не было ничего деревянного, только ультрамодные новинки металлургии и химической промышленности. Надо полагать — легкий (или наоборот, очень прямой, это как помотреть) намек на истоки благосостояния.
Торрес не заставил себя ждать и сел на обманчиво-легкий, словно сотканный из стальной паутины стул. Предмет мебели повторял очертаниями классическую форму какого-то рококо, однако сделан был из тонкой блестящей проволоки, заключенной в идеально прозрачную пластмассу. Это придавало классике вид лютого футуризма.