Но прием в его честь правитель закатил. Три дня песнопений и возлияний. Делегации со всего мира, от всех народов. Постные лица старейших. Восторженный молодняк. Арфы. Волынки. Кружащиеся в танце вечно юные девы. Они там все вечно юные, хоть далеко и не все девы…
Если Холгер хотел укрепить его неприязнь к себе, ему это удалось.
— Аллей гордилась бы тобой.
В попытках забиться в темный угол собственной души третий шеар пропустил момент, когда Фернан подошел и присел рядом на расшитые цветами подушки.
Подушки тоже раздражали. И отсутствие стола, из-за чего казалось, что вечно юные отплясывают прямо на тарелках с фруктами и жареным мясом. И мясо раздражало. Блюдо с кусочками сочной баранины стояло только перед ним, потому что одна половина присутствующих сходилась на том, что живое недопустимо употреблять в пищу, а вторая из уважения к первой готова была отказаться от гастрономических изысков: все равно дети стихий питаются в основном чистой энергией, а остальное — баловство, дурная привычка, подцепленная от людей. Но не для того, кто сам отчасти человек — животное и убийца. Для него поставили отдельную кормушку, чтобы все видели…
— И я горд. — Флейм протянул шеару кубок. Второй поднял над головой. — За спасителя Итериана.
— За кого? — переспросил Тьен, не торопясь пить. Если это очередной титул Холгера, выплеснутое из кубка вино кровавой лужицей растечется под ногами танцовщиц. Может, хоть одна навернется.
— За тебя, мальчик мой. И за меня. Приятно, знаешь ли, состоять в родстве с тем, кто в одиночку победил великое ничто. Ну и как первому в твоей свите мне тоже перепадает немного славы. К слову, у тебя должна быть полная малая свита. Четыре начала — четыре воина. Я есть, осталось найти еще трех. Ты же не думал, что Лили с тобой до конца? Это, скажу тебе, такая птица… вольная…
Если пить много и часто, алкоголь действует и на дивных. Фер это знал.
Пришлось придержать дядюшку за рукав, пока очередная порция вина не была проглочена, и уточнить:
— Когда я успел спасти мир?
— Не мир! Великое древо!
— Когда и как? — повторил Тьен.
Холгер смотрел в их сторону, молодой шеар чувствовал это, но не знал, как отреагировать. В итоге двумя руками взял с блюда кусок мяса, самый большой, и вгрызся зубами. Жир потек по запястьям в рукава новой, специально для этого праздника сшитой рубашки — если не соврали, сама шеари Арсэлис ручку к вышивке приложила…
— Ты закрыл последний разрыв, — пояснил Фер. — Огромный разрыв в одиночку.
— Ибо дурак, — изрек Тьен, давясь мясом, оказавшимся недожаренным. — И, как я знаю, не последний.
Имел в виду, что закрытый им разрыв не был последним, а вышло, что назвал себя не последним дураком, и Фернан, осушив кубок, рассмеялся.
— Так спаситель-то с какой стати? — отчаявшись прожевать баранину, герой дня выплюнул истерзанный кусок на блюдо. Человеку можно, животное же. И руки о штаны отер. — Или у вас кто последний — тот и герой?
Темная волна накрыла Итериан почти на двадцать лет. Холгер и Эйнар с первого дня вступили в бой с пустотой. Верден погиб. А он, Тьен, появился лишь два года назад.
— Вроде того, — усмехнулся Фер, стремительно трезвея. — В народах говорят, что Холгер и Эйнар не справились бы вдвоем. А показательное закрытие огромной дыры, спасение дриад, попытка отдать жизнь за мир во всем мире и за его пределами…
— Я понял, — нахмурился третий шеар. — Памятник мне, надеюсь, установить не грозятся?
— Об этом не слышал. Но из пяти мальчиков, родившихся в столице за время твоей болезни, троих назвали Этьенами. Одну девочку, кстати, тоже. Что за пределами города — не знаю. Может, где и памятники уже стоят.
— Холгера это злит?
Если да, то можно податься в народные герои. Хоть и муторно это.
— Не очень, — избавил от лишних проблем Фер. — Итериан в руинах. Его больше раздражает сегодняшнее празднество — пир на пепелище.
В этом Тьен был солидарен с правителем.
— О спасителе тебе напомнят еще не раз, — предупредил флейм. — Особенно молодежь. Им нужен герой, пример для подражания. Ленточки, вон, уже вошли в моду.
— Я заметил, — проворчал шеар. — Ничего сами придумать не могут.
— А ты молодец, не поддаешься соблазнам, — отметил дядя. — Аллей, и правда, гордилась бы таким сыном.
А он до сих пор не нашел ее убийцу.
И не искал. Несколько вопросов невпопад: отцу, Холгеру, Феру вот. Все мимо. И не до того как будто. Мать убили, а ему не до того! Словно в самом деле, перестал здесь быть человеком. Стал шеаром. На первом месте мир, личных интересов не существует…
Хрена с два! Найдет эту тварь… Итериан отстроят, найдет и…
Он пока не решил, что сделает. Вкус мести еще не забылся, и снова пробовать это блюдо, пусть даже хорошо остывшим, желания не было. Но и спускать убийце нельзя…
— Чуть не забыл, — Фер положил перед ним небольшой сверток. — Это тебе. От дриад.
Внутри оказалась длинная резная шкатулка.
— На ее изготовление ушла одна из старых ветвей материнского дерева старейшей рода, — рассказал флейм. — Ценный подарок. Сделан специально для тебя. Никто другой не откроет. Можешь положить все, что угодно, и в любой момент достать. Я слышал о таких: вместительность невероятная. Лишь бы изначально вещи подходили по размеру. Нож. Револьвер… Ну, я не знаю… Запасная пара носков?
Фотография, которая скоро изомнется под матрасом…
— И вот еще. — Фернан вложил в ладонь племянника холодный шарик из хрусталя. — Это уже от детей воды. Карманный предсказатель.
Шутка. У детей воды не бывает карманных предсказателей — у них и карманов-то нет.
— Как он работает? — заинтересовался Тьен.
— Задаешь вопрос — получаешь ответ.
Недолго думая, третий шеар поднес шарик к губам и негромко спросил:
— Кто убил мою мать?
Ничего не произошло.
— Не так же! — озираясь по сторонам, зашипел Фер. — Он отвечает только «да» или «нет», и лишь когда настроится на нужную частоту, войдет в резонанс с астральными потоками…
— Спасибо, — Тьен убрал бесполезный подарок в карман. Карманный же.
— Не мне. А я пойду… в сад…
Поняв, о чем думает племянник, Фернан предпочел откланяться, и то, что не стало разговором, превратилось в тягостные размышления. Праздник, вино, танцы… А у Тьена перед глазами огонь и крылатые тени. Ильясу. Птица вольная Лили рассказывала, что их может призвать каждый достаточно сильный стихийник. Но не каждый рискнет пропустить через себя тьму, чтобы выпустить монстра. Ильясу использовали для защиты в чужих мирах, или как вестников, если живых отправлять было опасно. Иногда — как вестников смерти. Чем слабее мир, тем легче откликались на зов темные слуги. Это в Итериан путь тьме закрыт, и даже шеарам не дано провести сквозь его свет ильясу. А в родной мир Тьена, в мир людей, лишенный магии дивных, призвать крылатую смерть мог любой из детей стихий. И как сказал однажды Фер, подозревать можно многих.
Кому они с матерью мешали? Вердену? И да, и нет. Йонеле, зацикленной на чистоте крови? Арсэлис, на тот момент еще не бывшей женой Холгера, но, вполне вероятно, уже метившей на это место? Другой, неизвестной Тьену претендентке? А если предположить, что случившееся не имеет отношения к рождению шеара-полукровки, каждый итерианец, в прошлом знакомый с Аллей, попадал в круг подозреваемых. Старая завистница. Отвергнутый любовник. Сильфы, не простившие ее ухода…
Они ведь не простили. Генрих, попавший в Итериан до волны, рассказывал, что хотел найти родню Аллей, просто поговорить с кем-нибудь о ней. Но никто не пожелал встретиться с человеческим мужем предательницы. И говорить… О ней не говорили на родине. Для семьи она умерла в тот день, когда отреклась от своей стихии.
Сначала Тьен не знал, но позже дошли слухи, и Лили подтвердила нехотя, что многие старейшие выказывали недовольство появлением третьего шеара. Мало того, что полукровка, так еще и сын отступницы — сам отступник еще до рождения. Но кто такие эти старейшие, чтобы оспаривать волю четырех? Он прошел испытание, он шеар. И мать его матери, еще одна милая бабушка-сильфида, не посмела бы отказаться от встречи с ним… Но прежде Тьена до гор Энемиса добралась пустота. Из обитавших там детей воздуха уцелели единицы.